автор Гари БрехерИрак мне порядком поднадоел – что значит, я наконец-то приобрёл нечто общее с техасцами Буша – так что, похоже, самое время вернуться к Африке. В Африке к нашим услугам всегда найдётся новая война, и ей можно наслаждаться, наслаждаться красотой игры, как говорят на трансляциях матчей НБА, не мучаясь сверх меры мешаниной чувств по поводу счёта.
На сей раз это Дарфур, что на западе Судана – так точно, в мультивоенной преисподней под названием «Судан» открылся целый новый фронт. Когда бы страны ни состязались за звание худшего места в мире, Судан всегда займёт место в первой пятёрке. На правах адова захолустья он обладает для этого практически всем, чем надо. Он находится в Африке, а что ещё хуже, в Сахеле, где дела идут всё скверней и скверней даже по африканским меркам. Это бывшая британская колония. Сверху он выходит на Ближний Восток, а снизу на долину Рифт, где всегда идёт одна или две кровавых резни. Он классически поделен на север/юг и мусульман/христиан, плюс вдобавок ко всему присутствует расовое разделение смешанного типа на арабов и негров.
И вот случается наша война на западе Судана, чисто чтобы всё стало славно и запутанно. Типичная война по-судански: грязная, злобная, безжалостная, и никому за границей до неё никакого дела. Происходит она на здоровенном куске забытой богом пустоши на границе Чада и Судана под названием Дарфур.
«Дарфур» означает «земля фуров». Фуры, это негритянское племя, которому удаётся цепляться за жизнь среди сухих кустарников на краю Сахары в западном Судане. Если вы живёте где-нибудь вроде Фресно, где всегда сушь или только что прошла засуха, то можете в какой-то мере вообразить, что это значит. Однако сомневаюсь, что на востоке США или в Европе народ имеет какое-либо представление о том, что такое засуха. Слишком вы там избалованы осадками. Ещё и жалуетесь, как много их выпадает.
В Судане же дождя никогда не выпадает, сколько нужно. Единственный источник воды, это Нил, и все прилегающие к реке земли прибрали к рукам арабы. Что означает, фурам приходится заниматься земледелием в пустыне. Проезжая по дороге на работу мимо сухой пустоши, я пытаюсь представить, каково это, выращивать на ней просо или кукурузу. Глина в Бейкерсфилде, где я вырос, летом затвердевает, как бетон. Мы вечно пытались строить из неё крепости и рыть траншеи, но у нас никогда не получалось, потому что надо час поливать эту землю из шланга, прежде чем подступаться к ней с лопатой.
В Дарфуре шлангов нет – каждое ведро воды таскаешь на себе с автоматом за спиной на случай, если кто ещё вздумает заявить права на колодец, ручей или ещё какую жалкую канаву, из которой ты добываешь свою вонючую мутную воду. Спать приходится в поле, чтобы не дать никому воровать свой птичий корм (чем и является просо), и молить аллаха, чтобы не нагрянула перекусить саранча. Домой притаскиваешься затемно, колотишь жену для лёгкого снятия стресса, засыпаешь, слушая, как твой любимый ребёнок выкашливает свои лёгкие, а на рассвете встаёшь, и всё с начала.
Дьявол, как представишь такой ужас, так и моя жизнь покажется вполне себе ничего.
Разумеется, таков был их быт в те старые добрые времена. Теперь, когда Суданское правительство спонсирует войну по сути с целью искоренить фуров, жить в Дарфуре стало гораздо, гораздо хуже.
Развязало войну не само правительство. В Дарфуре всегда шла война. В большинстве случаев она шла между фурами и тем или иным племенем кочевников-номадов, что шляются по окраине пустыни на границе Чада и Судана, водя своих верблюдов с козами на поиски пары травинок.
Для кочевников фуры были кучкой капризных баловней, сидящих на чудесной земле, на которую выпадает, скажем, двенадцать сантиметров осадков в год. Фуры возделывали земли на плато Джебел Марра, не настолько никчёмном во всех отношениях, как остальная территория района. Больше поголовья скорпионов на гектар. Реденький покров из перекати-поля. Первосортная земля, да и только.
В каком-то смысле война началась как любой хороший вестерн: с драки за воду и право выпаса скота между ковбоями и поселенцами. Фуры были поселенцами, а номады скотоводами, что ломали заборы и отбирали у крестьян водопои.
И точно как в вестерне, у скотоводов перед крестьянами было большое преимущество, поскольку они были лучше организованы для войны. У большинства кочевых народцев присутствует некая «неформальная» военная система подчинения. (Вспомните Чингис-хана – те монгольские орды появились вовсе не на пустом месте.) Кочевникам приходится быть готовыми сражаться. Во-первых, любимым времяпровождением любого номада во все времена было прокрасться к стойбищу соседей и угнать их коров, верблюдов, коз, полевых мышей или кого бы они там ни разводили. Кроме того, существует такое явление, что животные вечно мрут от жажды или голода. Лучше уж погибнуть, пытаясь захватить чьё-нибудь пастбище, чем сидеть и смотреть, как твой скот подыхает. Люди любят свою скотину намного сильней, чем самих себя, не говоря уже о каких-то там грязных фермерах типа фуров.
Также присутствовал и расовый аспект из разряда малопонятных для американцев. Как это представляется суданцам, фуры «негры», в то время как большинство кочевников «арабы». Глянь кто на фотографии этой войны глазами американца, сказал бы, что все они негры без исключения: тёмная кожа, кучерявые волосы, широкие носы. Однако африканцы, как это ни прискорбно, расисты, каких свет не видел, причём даже в отношении друг друга – так суданцы-северяне, которые правят страной, считают южан неграми. Примитивными лохами. У них даже есть свой вариант слова «черножопый»: «зуруг», «чёрный».
Лично я считаю, это идиотизм, потому что я бы всё отдал, лишь бы выглядеть так, как те южане. Помните Мануте Бола? Играл давным-давно в НБА. Мог мяч в корзину положить, не подпрыгивая. Обеими руками.
Бол был из южного Судана. Он, бедняга, между прочим, потерял заработанные игрой в баскетбол деньги, пожертвовав их НОАС, движению суданских повстанцев.
Как бы там ни было, я бы хотел быть на него похожим: 2 метра 28 сантиметров росту и при этом такой худой, что большую часть своей карьеры весил меньше 90 килограммов. Они был типичный представитель динка, племени южан, которых пытаются извести северяне – самый высокий, тощий и чернокожий народ на планете. Причём народ, насколько я могу судить, самый что ни на есть благопристойный. Если мне суждено когда-то снова родиться, я бы хотел родиться динка. (Только при условии, что при этом буду играть в НБА, и мне не придётся жить где-либо поблизости от южного Судана.)
Так с какой же стати кучка речных крыс из северного Судана, большей частью негров, ведёт себя так, будто они в чём-то превосходят благородных динка? Этого я не знаю, но так уж они себя ведут. И благодаря обильной денежной помощи со стороны вакхабитских дебилов из Саудовской Аравии, которые финансируют всю эту позорную войну, они побеждают. Северяне уже вынудили динка капитулировать голодом и бомбёжками, а теперь применяют ту же тактику на фурах.
Это премерзкий способ ведения войн. В основе своей он заключается во взятии целого района в осаду. Вот какие милые несложные шаги для этого надо предпринять:
1. Вооружить ополчение кочевников-номадов, дабы те могли превзойти крестьян по количеству стволов. Суданское правительство переправило в Дарфур для арабских милиций 50 тысяч автоматических винтовок и пулемётов. Кроме того, следует обеспечить их армейскими советниками и воздушной поддержкой и заставить вступать в эффективные межплеменные союзы.
2. Перекрыть въезд иностранным гуманитарным агентствам, чтобы никто не видел, что готовится произойти. Что-что, а это суданское правительство умеет делать ПО-НАСТОЯЩЕМУ хорошо. Им удалось практически полностью истребить народ динка без единого слова со стороны нашего влюблённого в демократию правительства. Удобно то, что до южного и западного Судана так сложно добираться. Как я уже писал, народам, не имеющим выхода к морю, не везёт. Спросите тех же курдов.
3. Отправить номадских ополченцев жечь деревни и сёла. Сказать им, что они могут брать всё, что унесут, и насиловать всех, кто понравится. Велеть им потрудиться, чтобы деревня непременно сгорала дотла, дабы никто больше не смог там опять поселиться. (Немало фурских деревень сжигались по два, три, а то и четыре раза.)
4. Как только фуров вытеснят с их земли, согнать их в концентрационные лагеря, и пусть каждые несколько часов туда приезжают ополченцы насиловать и убивать заключённых, чисто чтобы не перестали бояться.
5. Оставить их без всякого продовольствия. Это ключевой приём. Это не «зверство» и не «крайность», в этом весь замысел. Почитайте о войнах древности, если хотите понять, как работает осада. Даже если вы не убьёте весь народ целиком, то погубите детей или не дадите им вырасти здоровыми и сильными, таким образом меняя расклад в следующем раунде схватки в свою пользу.
В Дарфуре у нас нынче самый разгар этапа № 5. Номадские ополченцы, объединённые в спонсируемую правительством организацию под названием «Джанджавид» (отнюдь не столь забавную или растаманскую, как её название), в настоящее время насчитывают 20 тысяч человек с автоматами, гранатомётами и непосредственной огневой поддержкой суданской авиации. Неплохо для маневренного отряда насильников на верблюдах.
Фуры гибнут в огромных количествах и бегут со своих земель в ещё больших. В данный момент где-то 800 тысяч из них находятся в бегах, бродят по пустыне или сидят в концлагерях, надеясь, что нынешней ночью ковбоям из «Джанджавида» не захочется войти за колючую проволоку и слегка понасиловать и поубивать.
Знаете, что-то не настолько радует меня эта война, как большинство африканских войн. Полагаю, я совершил фатальную ошибку, начав болеть за слабую сторону – за негров, за фуров, за тощий народ высоченного роста. Казалось, мог бы быть умней. Это в кино слабые всегда побеждают. В Африке – никогда.