автор Гари БрехерВот уже многие месяцы мы сражаемся с шиитами, и никому в голову не придёт задать очевидный вопрос: кто эти придурки вообще такие?
Начать хотя бы с этого позорного имени, «шиит». Каждый раз, когда его где-то вижу, язык так и чешется прочитать «шизоид». Впрочем, их вины в этом тоже нет. Я не утверждаю, что владею арабским – испанским владею и того хуже – но как я где-то прочитал, на арабском «шиат» означает что-то вроде «партии», например, политической, а «шиит», это сокращение от «Шиат Али», что означает «Партия Али».
Али был приёмным сыном Магомета. Он спас пророку жизнь и стал его любимцем. Магомет даже выдал за Али свою любимую дочь Фатиму. Однако самое важное, что нужно помнить об Али – это что он проиграл. А сын али Хусейн, ещё один неудачник, был убит в сражении, атакуя целую армию калифа с горсткой друзей – пара дюжин всадников против орды.
Для нас это просто глупость. Для шиитов это доблесть. Это самое непонятное в шиитах для американцев: они не считают, что победа, это всё. Ближе к истине будет сказать, что в их понимании проигрыш, это всё. Проигрыш, это знак правоты.
Суть в том, что они мыслят не так, как мы. Многие из неудач в Ираке обусловлены мнением, что все в мире хотят быть похожими на нас. Это совершенно неверно. Дьявол, да я не уверен, что сам хочу быть похожим на нас. А что шииты этого не хотят, знаю наверняка.
Мы верим в победу. Помните начало фильма «Паттон», когда Джордж Скотт в парадном мундире встаёт и говорит: «Ни один сукин сын не выигрывал войны, погибая за неё – он выигрывал, заставляя другого сукиного сына погибнуть за СВОЮ страну»? Нам это кажется вполне очевидной истиной, но это не единственное возможное представление о войне.
Вообще же я бы сказал, что Паттон (герой фильма, а не настоящий Паттон) неправ. Вы можете убить двадцать врагов за каждого потерянного вами бойца – и всё равно проиграть войну. Это случилось с нами во Вьетнаме. Мы заставили миллион или около того из них погибнуть за свою страну, сами потеряв 60 тысяч человек, и всё равно проиграли. Британцы убивали по дюжине кикуйю за каждого поселенца или солдата, которых потеряли, борясь с восстанием Мау Мау, и всё равно им пришлось бежать из Кении. Подсчёт потерь противника НАИХУДШИЙ способ определить, кто побеждает в войне с партизанами.
Если бы сценарий «Паттона» писали шииты, Джордж Скотт поднялся бы и сказал что-нибудь типа «Валяйте, убивайте нас – вы об этом пожалеете!» Речь идёт о традиции мученичества, когда гибель делает вас сильней. Знаете, а ведь нам по идее не должно быть так тяжело это понять, ведь у нас есть Христос, который победил, проиграв, погибнув. Но это было очень давно и настолько приукрашено, что Мелу Гибсону пришлось снимать целое кино, чтобы напомнить людям, что мученичество, это, вообще-то, больно.
Шиитские же мученики не такая древность. Их любимое несчастье произошло в 680 году нашей эры в ходе сражения у Карбалы. Да-да, ТОЙ САМОЙ Карбалы – того самого города, в котором мы сражаемся с шиитами на протяжении последних месяцев. Карбала означает «тоска». Это должно что-то сказать вам о том, каким шиитам видится мир, если они назвали один из своих святейших городов в честь того, что мы зовём «клинической депрессией». Это вам не жизнерадостные оптимисты. Если бы тренером детской футбольной команды, в которой играют ваши дети, был шиит, он каждую тренировку начинал бы с видеозаписи самого мощного её поражения: «И вновь мы видим, как Джейсон промахивается мимо ворот! Поистине, во веки веков не выйти команде «Литровые стаканы воды с сиропом» в финал!»
Для шиитов сражение у Карбалы всё равно что распятие Христа и оборона крепости Аламо, слитые воедино: обречённая на поражение последняя схватка, в которой бог на стороне проигравших. Карбала была дракой за лидерство, какие случаются, когда та или иная империя держится на одном-единственном человеке и оказывается перед фактом его смерти. Армии Магомета вырвались из пустынь в начале седьмого века и оказались во главе большей части Ближнего Востока. Когда он умер, остался вакуум власти, подобный чёрной дыре с эпицентром в Багдаде, столице исламского мира. Победитель должен был стать «калифом» – весьма непыльная работёнка, типа папы римского и императора в одной упаковке. Полный контроль над всем, и церковью, и правительством.
При такой власти на кону значительно активизировались междоусобицы. Али устранили, подослав к нему убийц, что было калифской традицией – агенты по страхованию жизни удирали от калифов со скоростью мотогонщиков. Калифат прибрали к рукам организаторы его убийства, богатый и злобный клан Умайадов. То был ключевой момент для шиитов. Умайады победили, Али проиграл. Пора глядеть правде в глаза, верно? С победителями не поспоришь, ведь так?
Нет, не так. Вся шиитская психология стоит на том, что МОЖНО спорить с победителями и НЕТ нужды мириться с фактами. Сын Али, Хусейн, не стал горячиться, когда Умайады убили его отца; он даже признал первого умайадского калифа. Однако когда тот калиф умер и калифат перешёл к другому Умайаду, Хусейн понял, что должен попытаться вернуть себе калифат или погибнуть. Хусейн ехал на встречу с некими мятежниками под охраной каких-то 30 бойцов, когда оказался лицом к лицу с целой армией калифа у Карбалы.
Победить было невозможно. Сбежать тоже было невозможно. И Хусейн поступил так же, как любой истинный храбрец: кинулся в атаку. И естественно, солдаты калифа порубили Хусейна и его людей в фарш.
Вот он, шиитский ключевой момент. В их глазах всё, что творилось и творится после мученической смерти Хусейна, пошло, грязно и ничтожно. Реальный мир – помойка; единственные достойные люди, это мученики. В шиитской традиции ты никто, пока не умер. Мир не стоит того, чтобы в нём жить, пока не придёт «махди», мессия. (Вы, возможно, помните, что шайка аль-Садра называется «Армией махди».) Шииты, это Трэвисы Биклы ислама: «когда-нибудь прольётся настоящий дождь, чтобы смыть погань с улиц», и если есть возможность поспособствовать этому начинённым взрывчаткой автомобилем или двумя, тем лучше.
Их желание умереть огромно, поэтому естественно, что святейшие места для них, это захоронения. Вот почему шииты совершают паломничества в Карбалу, чтобы посетить могилу Хусейна. Десять дней в году шииты отмечают гибель нашинкованного вражескими саблями Хусейна, нанося себе порезы ножами и стегая себя цепями, дабы отпраздновать то прославленное поражение. Как проповедовал Аятолла Хомейни, величайший шиитский герой 20-го столетия, «Каждый день, это годовщина той битвы, и каждое место на земле, это Карбала». Суть вдохновенного напутствия в следующем: где бы вы ни были, идите и нарывайтесь, чтобы вас вырезали толпами. Чего вы тут расселись и дышите воздухом? Почему вас ещё не убивают, как скотину, лентяи вы безбожные?
И это люди, которых мы отстреливаем по одному, а потом хвастаем, как много настреляли. Кому-то всё ещё непонятно, отчего война идёт столь скверно?
Сейчас аль-Садр и бойцы «Армии махди» идут на попятный, и специалисты Буша по формированию общественного мнения утверждают, будто аль-Садр уходит в политику, чтобы играть по-честному. Остаётся гадать, неужели они действительно в это верят. Надеюсь, всё же нет; надеюсь, они не настолько тупы.
В любой партизанской войне случаются затишья, спады, перекуры, длящиеся недельку, месяц, иногда несколько лет. Это не значит, что войне конец. Вьетконговцы, бывало, уходили домой, когда наступала пора собирать урожай риса; каждый раз сайгонская контора по работе с общественностью объявляла, что сопротивление сломлено. Аль-Садр со своими пацанами намеревается теребить нас, как тугую крышку на банке: вперёд-назад, опять и опять, пока металл не сотрётся от износа. Они собрали целый урожай новых мучеников для поклонения, и всё, что от них требуется, это ждать, пока их последователи не разгневаются на чью-то очередную политическую ошибку. Будучи иракским шиитом, в одной вещи можно не сомневаться: вспышки гнева, они как автобусы. За одним всегда приходит другой. Когда он придёт, они сядут в него, сразятся с нами вновь, вновь проиграют, вновь победят в идеологической схватке и выйдут из битвы чуть сильней, и на их стороне станет чуть больше нищих шиитов. Полдюжины проигранных сражений, и они станут столь сильны, что мы будем рады успеть на последний отлетающий из Эн-Наджафа вертолёт и позволить им делать мучеников друг из друга, вместо того чтобы платить сотни миллиардов уплаченных мной налогов за право быть Санта-Клаусом, которым они пугают детей.
Особый благодарный кивок Джону Дики, приславшему мне статью о Дарфуре из газеты «Гардиан» с припиской: «Мужик, зацени эту мерзость, не пожалеешь». Мужик, я заценил. Весьма и весьма нехило. Оказывается, когда эти арабские ополченцы из «Джанджавида» насилуют женщин в негритянских деревнях, их джанджавидские женщины, что-то типа хора для подпевки, поют песни, веселясь над насилуемыми женщинами.
Некоторые из встречающихся в песнях оскорблений немного удивляют. Например, в одной песне поётся: «Вы гориллы, вы чёрные, вы плохо одеты». Кто бы мог подумать, что эти суданские крестьянки такие снобы по части моды? Мало того, что людей насилуют и убивают, но издеваться над тем, как кто-то одет – это, дамы, удар ниже пояса. Не мешало бы сообщить об этом в ООН.