автор Гари БрехерВосточный фронт, Вторая мировая. Две громадных империи бьются не на жизнь, а на смерть на линии фронта, протянувшейся от Северного Ледовитого океана до Чёрного моря. Одни только цифры уже наводят трепет, чистый масштаб всего происходящего.
Возьмём курское сражение: 1 300 000 советских войск с 20 тысячами орудий, 3500 танков и 2400 самолётов против 900 тысяч отборных бойцов вермахта – то есть лучших дивизий лучшей сухопутной армии со времён ухода монголов на покой – в распоряжении которых довольно приличный собственный арсенал, 2700 единиц бронетанковой техники и 2000 самолётов. За один день курской кампании (12 июля 1943 г.) каждая сторона потеряла по 300 с лишним танков. Тысячи советских и немецких танков ринулись в бой и палили друг в друга прямой наводкой, а в небе тем временем сражались их воздушные войска.
Казалось бы, всем войнам война. Отчего же я не испытываю от неё должного восторга?
Тому есть пара причин. Одна кроется в ещё одном ключевом статистическом показателе, числе потерь среди мирного населения. Из 29 миллионов погибших советских граждан 17 миллионов были мирными жителями. Я человек не из жалостливых, но невесело это, представлять, как 17 миллионов мирных жителей расстреливается, умирает от голода или замерзает насмерть. Возможно, это потому что на месте погибающих русских я всё время представляю тех лапочек-теннисисток. Каким идиотом надо быть, чтобы массово истреблять девчонок, похожих на Марию Шарапову? Вот это я называю военным преступлением.
Упрощённо говоря, Первая мировая была кошмаром для солдата, но не столь страшна для мирных жителей. Девяносто пять процентов погибших в Первую мировую были солдатами. На Второй мировой солдатам пришлось достаточно скверно, особенно советским и немецким, но для мирных жителей, живших где-нибудь между Варшавой и Москвой, она стала натуральным адом на земле.
Маневренность – вот что ключевым образом отличает потери среди гражданского населения в Первую мировую и во Вторую. Чем маневренней война, тем тяжелей приходится мирным жителям. Это наблюдается даже на войнах, где обе армии изо всех сил стараются их щадить.
Взять нашу гражданскую войну. На Восточном театре, где Потомакская армия и армия Северной Вирджинии лупили друг дружку на довольно небольшой территории к западу от Чесапикского залива, мирных жителей не гробили в больших количествах. Когда на Восточном театре сжигались посевы и фермы (например, в долине Шенандоа), это делалось из острой военной необходимости. На Западном же театре, где воевали в стиле «ударил и убежал», города типа Лоуренса и Канзаса уничтожались в один день, не оставляя в живых ни единого мужчины, женщины или ребёнка. Когда у вас всего несколько часов, завоёвывать умы и сердца горожан приходится ускоренным методом: стреляя им в сердца или вышибая умы вместе с мозгами через затылок.
Первая мировая была безумно статичной войной, особенно на западном фронте, где армии оказались заперты лицом к лицу в огромных линиях траншей в отдалении от мирного населения. За исключением нескольких семейств, которым не посчастливилось жить в районах боевых действий северной Франции, мирным гражданам было несложно оставаться в живых.
Вторая же мировая на Восточном фронте оказалась прямой противоположностью, самой маневренной из войн со времён монголов и настолько же смертоносной для любого мирного жителя, оказавшегося на пути армий. Если вы жили в Польше или Белоруссии, кто-нибудь да обязательно пришёл бы убить вас и вашу семью, только предугадать, кто это будет, вы не могли. Если бы эти бедняги представляли в 1941 году, какими станут следующие четыре года, они умоляли бы папеньку зарубить их всех мясницким топором и утопиться в колодце, лишь бы отделаться разом и избежать кошмара ожидания невесть чего.
Возможно, вас убили бы советские комиссары; у них было предписание убивать всех политически неблагонадёжных мирных жителей региона, способных перейти на сторону нацистов. А для НКВД «политически неблагонадёжный» могло означать практически что угодно; слишком крепкая изба, слишком много свиней в хозяйстве, не назвали первенца в честь Сталина. Как это ни дико звучит, но в 1941 именно нацисты раскрывали – причём буквально – случаи «нарушения прав человека» в Восточной Европе; по мере наступления они раскапывали новые и новые массовые захоронения, в которые НКВД по мере отступления Советской армии сваливало своих заключённых.
С другой стороны, если вы еврей, то вас убили бы нацисты – или прими вас за еврея какой-нибудь невежественный обер-ефрейтор, чей взвод вломился в вашу деревню. Будь вы симпатичной полячкой или русской девушкой, запросто могли умереть после того, как вас изнасиловали бы немецкие, румынские или венгерские солдаты. Также вермахт предписывал расстреливать коммунистов без суда и следствия, проявляя изрядную гибкость в определении таковых. А если не было уверенности, убивали.
Убивали немцы и по ещё одной причине: для очистки территории, прямо как монголы. Монголы имели обыкновение убивать людей, занимавших хороших пастбища, загромождая их домами и оградами. Немцы примерно так же относились к славянам – как к сусликам или ещё каким грызунам, портящим землю, на которой они запланировали построить тысячи белокурых, голубоглазых городов с часами на башнях. Чего же не извести вредителей, пока боеприпасы под рукой? Тем самым ты оказывал услугу берлинским градостроителям, которые должны были последовать за армиями, разбивая местность под новые города. Вот они и расстреливали белорусов и украинцев, даже когда крестьяне выходили на дороги с цветами, приветствуя колонны вермахта.
Вот что меня и отвращает: эти бедные лохи, которые думали, будто прибыли их спасители. Их нельзя за это винить. После Сталина любой бы показался хорошим. Особенно украинцам, миллионы которых намеренно уморили голодом в начале 1930-х, когда Сталин коллективизировал их хозяйства.
Непонятно, почему никто не помнит те миллионы погибших украинцев. Они как будто просто не считаются. Все помнят несчастных лондонцев, убитых в ходе блицкрига. Знаете, сколько мирных англичан погибло во Второй мировой? Менее 60 тысяч! Согласно моему калькулятору, это значит, что за каждого убитого бомбёжкой британца погибло около 300 советских граждан. Я же всю жизнь читаю, как те «укрывались» по станциям метро, когда падали бомбы. Никогда нигде ни слова не прочёл о миллионах украинцев, погибших от сталинского голодомора, и никогда понятия не имел, что во Второй мировой погибло 29 миллионов советских жителей. Пока я всерьёз не взялся за самостоятельное изучение войн, всё, о чём я когда-либо слышал, это «битва за Англию» и высадка в Нормандии, которые были второстепенными эпизодами подлинной войны, что шла среди российских снегов.
Маневренная война порождает свой собственный голодомор по ходу движения войск. Тут дело в организации снабжения. Если ваша армия сидит в траншеях в нескольких километрах от Парижа, как франко-британская армия во Вторую мировую, вы можете отладить стабильные каналы поставок, чтобы вашим солдатам не пришлось фуражировать, грабя местное население. Французский пехотинец времён Первой мировой жил на нескончаемых тунцовых и бобовых консервах, доставляемых из Парижа на измождённых старых клячах и ещё более измождённых старых грузовиках.
Однако когда армии сражаются на фронтах шириной в сотни километров и длиной в тысячи, с ежедневно переходящими из рук в руки огромными кусками территорий, обеспечить подобные поставки невозможно. И армии возвращаются к старинным методам, «живут с земли». Что по сути означает, отбирают еду у крестьян со штыком у горла. Это стандартная военная практика, но красивого в ней мало: взвод выламывает дверь твоей избы, хватает твоего крошечного сынишку и начинает, водя ножом у его шеи, орать, требуя припрятанную еду. Поскольку те несколько мешков зерна и, быть может, один-два окорока, это всё, что у тебя есть, чтобы пережить зиму, ты не горишь желанием с ними делиться. Но тогда они начинают по-настоящему резать твоему младшенькому горло. Он кричит, и ты раскалываешься.
Они раскапывают тайник и, скорее всего, всё равно расстреливают тебя за доставленные хлопоты. Если не расстреливают, то тебе предстоит думать, как пережить русскую зиму без еды.
Вернёмся к американской гражданской войне. Разорение Шерманом житниц штата Джорджия придало войне мощную маневренность и сделало жизнь с земли и «флибустьерство» частью американской военной науки. Чем дальше его армия продвигалась по вражеской территории, тем менее применимыми оказывались военные правила, всё ещё соблюдавшиеся в Северной Вирджинии. Мародёрство стало обычным явлением; если вы держали свинью или курицу, то когда приходили его люди, можно было считать, что их у вас больше нет. Плюс вас ещё и запросто могли поджечь; они сожгли все «большие дома» (особняки плантаторов) в Джорджии, а когда добрались до Южной Каролины, того самого штата, который и затеял весь бардак, то сожгли там всё, от сараев до особняков.
Ещё мне всегда было интересно, не было ли также позабыто по пути в Колумбию, что в Южной Каролине, и то военное правило, которое против изнасилований. Та сцена из «Унесённых ветром», когда эта, как её там, застреливает лыбящегося мародёра, поднимающегося по лестнице – мне интересно, как часто такое происходило, и у красотки наверху лестницы не оказывалось под рукой пистолета. Рассказывать об этом они никому бы не стали – Штаты 1860-х годов были одним из самых зажатых и пуританских мест за всю мировую историю. Но я подозреваю, что на пути к морю синепузые прихватывали с собой не только окорока и цыплят.
Также осложняет жизнь мирных граждан в ходе маневренной войны тот факт, что населённый пункт, где вы обитаете, может переходить из рук в руки по нескольку раз. Это происходило с тысячами городов и деревень Восточной Европы в ходе Второй мировой. Если вам удавалось слишком хорошо поладить с вермахтом, то приходилось нелегко, когда в город приходила Советская армия. Если вы жили в стратегическом городе типа Харькова (взятом вермахтом осенью 41, отбитом Советами зимой 43, заново взятом вермахтом весной 43 и повторно захваченном Советами раз и навсегда летом 43), вам предстояли непростые объяснения перед той или иной стороной, почему вы до сих пор живы и не поступили, как патриот, погибнув под вражеской оккупацией. Речь идёт о миллионах мирных жителей, брошенных в ГУЛАГ по вине в том, что они выжили при нацистах. Неприятно такое представлять.
Другая причина, по которой Восточный фронт наводит на меня тоску, проще: результаты. Всё, что он сделал, это обескровил две сильнейшие армии Европы, единственные по-настоящему интересные армии на всём континенте. СССР победил, но лучшие его люди остались лежать на полях сражений. Немцы проиграли навеки, навсегда исчезли со страниц истории. А этот придурок Гитлер, перебив столько мирных граждан, разрушил всё представление людей о героических военных буднях. Я вообще не представляю, чем этот дебил думал, когда так поступал. Все эти неонацистские идиоты – ничтожества, которых в тот вермахт никто бы даже не принял – болтают о какой-то «белой расе» – а те, кого убивал Гитлер, разве не были все до единого белыми? И кто-то ещё говорит о преступлениях чёрных против чёрных! Нацизм был апогеем резни белых белыми.
Всё, что из этого вышло, это наградить войну дурной славой. Всё, что осталось после того, как немцы и русские обескровили друг друга до смерти, это мы, англо-американцы, и британцы. Всё, во что осталось верить после 1945 года, это бизнес, делание денег. Жизнь, наполненная тупой тоскливой бытовухой. Моя жизнь.